Автор: Aya-sama & Rubin
Артер: ValleryPrankS
Фандом: Star Trek
Пейринг: Спок/Джим
Жанр: псевдоисторическое АУ.
Рейтинг: NC-17
Статус: закончен
Размер: эта часть ~ 7300 слов
Дисклеймер: персонажи принадлежат своим создателям
Предупреждение: ООС.
Саммари: любовный роман про непокорного девственника и благородного рыцаря.
Примечание: часть вторая.
Все герои являются совершеннолетними.


Часть вторая. Побег в новый мир
Разве возможно, чтобы такой, как Джим кому-нибудь был нужен? Не стоило даже пытаться. Что Джим мог предложить Споку, кроме себя самого? Он был так наивен и глуп, что заявился к нему с надеждой на взаимность. Воодушевление, которое толкнуло на безрассудный поступок, сменилось разочарованием и обидой. Но по большому счету, обижаться кроме как на себя самого, он не имел никакого права. И Джиму казалось, что тьма, которая так пугала, подступает все ближе. Еще немного, и она поглотила бы его.
Поспать почти не удалось, и солнечное утро как никогда казалось неприятным, словно насмехалось над горестями Джима. Богиня преподнесла ему жестокий урок, показав, что значат несбыточные мечты и своеволие вопреки высшей воле. Он словно во сне выполнял свои ежедневные обязанности и несколько раз получил выговор за плохую работу. Все валилось из рук, будто силы покинули Джима. Он ругал себя за такое ощущение, но ничего не мог с собой поделать.
– Где такое видано, чтобы чужестранцев пустили под священные своды нашего храма? – возмутился конюх, одевая на морду коня недоуздок, чтобы вывести его во двор.
Джим замер, словно очнулся. Чужестранцы? Здесь? И глупое сердце вновь забилось сильнее, а к щекам прилил жар.
– А ты чего бездельничаешь? – прикрикнул конюх на Джима.
– Простите.
– Если тебе нечем заняться…
– Есть, – поспешил уверить его Джим и принялся накладывать сено в кормушки.
– Смотри мне, – конюх потрепал коня и повел из конюшни. – Если бы не приказ императора, жрец Кхан – да осветит его путь богиня – никогда бы такого не позволил. А ведь еще недавно…
Конюх вышел во двор, и Джим уже не мог разобрать его ворчание. Но главное он услышал. Мелькнула шальная мысль – попытаться увидеть Спока. Ведь он наверняка здесь. Но Джим тут же осадил себя. Незачем ему терзаться еще больше, а ведь так и будет. Увидеть без возможности приблизиться, коснуться и высказать все, что кипит внутри, невыносимо. И он принялся работать проворнее, сосредоточившись на своем нехитром занятии.
В какой-то момент Джиму показалось, что его зовут, он огляделся, но никого рядом не увидел. Вероятно, показалось. Но спустя несколько минут это повторилось вновь, настойчивее. Джим тряхнул головой, отгоняя некстати возникшее желание отправиться на чей-то зов. "Джим, Джим, Джим", – звучало в голове, словно кто-то пробрался в его мысли. И тут Джим замер. Вчера случилось нечто странное, в чем разобраться так и не удалось. Спок каким-то образом проник в его разум. Но разве возможно, чтобы можно было вот так проникнуть внутрь, и другой человек ощущал бы это даже на расстоянии?
Долго противиться этому зову не получилось, и Джим направился в сторону храма. Главное, чтобы его не заметили слоняющимся без дела. Джим все ускорял шаг, его будто тянули на веревке, и кто-то нетерпеливо дергал за другой конец, подгонял и заставлял идти вперед. Он знал, кто его зовет. Знал и злился. Вчера Джим с готовностью даже умер бы ради Спока, а сегодня… Все представало в ином свете.
Спок ждал его у одного из боковых входов в храм. Мощные колонны скрывали его от тех, кто мог оказаться поблизости. Но укрытие это не было надежным, и Джим огляделся вокруг, прежде чем подойти поближе.
– Я рад, что ты меня услышал, – проговорил Спок.
– Что ты со мной сделал? Ты колдун? – Джим похолодел. Ведь он даже не подумал о подобном. Жрецы говорили, что есть те, кто желает зла юным служителям культа, кто готов пойти на любые ухищрения, лишь бы отвлечь их от истинного предназначения великой богине. Именно поэтому послушников оберегали и требовали строгого соблюдения правил.
– Разумеется, нет. У меня тоже есть дар, как и у тебя. Я могу проникать в разум людей.
– Зачем ты меня звал? – ответ Джима не удовлетворил, но, поскольку явной угрозы от Спока не исходило, он решил послушать, что же тот хотел сказать. Хотя они обсудили уже вчера. К чему причинять еще большую боль?
– Ты должен пойти со мной.
– Что? – Джим ожидал услышать все, что угодно, но только не это. – Не ты ли дал ясно понять, что не желаешь меня видеть?
– Я могу объяснить, почему так поступил.
– Нет, не хочу ничего слышать. Достаточно, Спок. Уходи, – теперь Джим гнал Спока прочь. Горечь обиды еще не прошла. И хотя, положа руку на сердце, он бы с великой радостью согласился уйти со Споком, все же затолкал это желание поглубже.
– Джим, – позвал его Спок. – Ты должен меня выслушать.
– Мне не нужны объяснения.
– Значит, ты твердо решил умереть во имя вашей богини?
– Я не собираюсь умирать, Спок. Я всего лишь стану жрецом и уеду в отдаленный храм. Что за глупые домыслы?
Джиму стало так тоскливо от этой мысли. Все же правы были жрецы, запрещая послушникам покидать пределы храмовой территории. Ни к чему хорошему это привести не могло. Джиму пришлось на собственном опыте в этом убедиться.
– Разве ты не знал, что тебя, как и многих других, принесут в жертву вашей кровожадной богине?
– Как ты смеешь такое говорить?! – возмущение буквально затопило Джима. – Великая богиня добра и справедлива, она не требует человеческих жертвоприношений.
– Джим, тебя убьют, понимаешь? Ты готов к такой участи?
– Если бы это было так, то я бы знал. Ты здесь находишься всего несколько дней, а уже решил, что все о нас знаешь.
– Хорошо. Тогда подумай вот о чем: среди вас есть жрецы со светлыми волосами? Если вы отмечены богиней, то таковых должно быть много. Разве не так?
– Они есть.
– Я не видел ни одного.
– Потому что они все находятся при храмах, куда закрыт доступ таким, как ты. Это благодаря императору вам удалось попасть сюда. Иначе жрец Кхан никогда бы такого не позволил.
И Джим совершенно не испытывал стыда, что повторил слова, услышанные чуть ранее от конюха. Спок говорил ужасные вещи. Джим провел здесь много лет и наверняка узнал бы, будь это правдой.
– Неважно, веришь ты мне или нет, но ты должен пойти со мной.
– Нет, Спок.
– Ты непоследователен в своих желаниях, Джим. Еще вчера…
– Неважно, что было вчера, – перебил его Джим. – Мое место здесь. Моя судьба – служить моей богине до конца своих дней. Вчера я думал иначе, но я ошибался.
– Твоя судьба… Джим, ты сам волен распоряжаться своей жизнью.
– Это не так. Ты не понимаешь, ты чужак.
– Джим.
– Замолчи! – Джим замер, повысив голос, и продолжил уже тише: – Если нас увидят, то казнят обоих. Нам запрещено разговаривать с кем-либо извне.
– Джим, но ты не можешь…
Спок не договорил, послышались шаги и тихий разговор. Джим вжал Спока в колонну, молясь богине, чтобы она отвела глаза так некстати появившихся жрецов. И удача сегодня оказалась на стороне Джима. Их не заметили. Джим попытался отодвинуться, но Спок крепко прижал его к себе.
– Тебе не нужно здесь оставаться, Джим, – прошептал он на ухо. – Я тебя увезу. Ты сможешь жить так, как тебе захочется.
Это звучало так заманчиво, что на миг Джим позволил себе представить, каково это могло бы быть. Но реальность далека от мечтаний. Богиня не желала, чтобы Джим сворачивал со своего пути.
– Я не могу.
– Но ты противоречишь сам себе, Джим.
– Пусть так, – тихо проговорил он и решительно высвободился из объятий. А потом развернулся и быстро направился прочь. Спок снова перевернул все внутри, снова лишил покоя. Едва Джим уверился, что больше его не увидит, как он появился и позвал с собой. Это несправедливо. Вчера Джим, совершенно не думая, бросился к Споку. Больше не стоило гневить богиню. Она и так слишком долго благоволила Джиму, охраняла и посылала предупреждающие знаки.
Как бы Джим себе ни твердил, что сказанные Споком слова лишь ложь, изнутри точил червь сомнения. Но разве такое удалось бы скрыть? Наверняка послушников возводили в жрецы и отправляли в другие храмы, иначе и быть не могло. Конечно, Джим ни разу не получал никаких известий от тех, на кого падал выбор богини. Но они ведь находились далеко, а написать не могли, это Джиму повезло, что мать успела обучить его чтению и письму. Такое положение казалось немного странным, потому что жрецы умели и то, и другое. Но это все имело объяснение. Жрецов наверняка обучали после того, как они получали свой сан.
Джим все же узнал ответы на свои вопросы, которые так и не посмел задать кому-либо. Один из старейших жрецов, почитавшийся святым и пользующийся большим уважением, иногда заходил к послушникам. Он практически не говорил, в основном, слушал. Хотя мало кто мог посметь сказать что-то, помимо того, что обычно ожидалось от них. Но все же это стало своеобразным ритуалом. Жрец Сейн приходил, тяжело опираясь на трость, садился и подзывал к себе послушников по одному. Так случилось и в этот раз. Когда пришла очередь Джима, то он едва сдержался, чтобы не задать все те вопросы, которые так его мучили. Но заговорить об этом означало навлечь на себя множество неприятностей, поэтому все происходило, как и обычно. Джим рассказывал о своей работе на конюшне, о желании почитать богиню, о своем смирении. Жрец Сейн кивал головой, чуть прикрыв глаза, словно вот-вот уснет. Его руки чуть подрагивали, и, когда из ослабевших пальцев выскользнула трость, то Джим тут же бросился ее поднимать. И передавая ее, случайно коснулся сухой кожи. Джим и сам не мог понять, как ему удалось совладать с собой и не закричать от посетившего видения. Он тут же отговорился срочной работой и сбежал.
Джим забежал на конюшню и упал на колени, обхватив себя руками. Его трясло так, словно его окунули в ледяную воду. В какой-то степени так оно и было. Видение, яркое, насыщенное красками и эмоциями, стояло пред глазами, будто наяву.
Джим стоит на коленях перед статуей богини, его руки связаны за спиной, голова опущена в покаянном жесте. Жрец Сейн напевно читает хвалебную песнь. Его голос, сильный и чистый для такого возраста, разносится по храму, многократно отражается, множится. Именно эти звуки, привычных и знакомых молитв, звучат особенно страшно. Джим не знает пока, что произойдет, лишь миг отделяет его от страшного знания. Жрец Кхан подходит сзади, спрашивает, готов ли Джим отдать свою жизнь богине. И когда получает утвердительный ответ, заносит ритуальный кинжал. Джим слишком поздно понимает, что буквально отдает жизнь. Он даже кричать не может, лишь хрипеть и смотреть, как перед ним расползается лужа крови, текущая из собственного перерезанного горла.
Джим мог не верить словам, но как не верить собственному видению? Спок оказался прав. Но почему послушники не знали, что им предстояло стать жертвенными агнцами, умереть? Джим тут же осадил себя. Разве их не готовили к тому, что любое решение богини есть святая истина? Кто он такой, что смеет сомневаться в ее решениях? Но он не хотел умирать. Его смирения не доставало для этого. Джим не знал, что ему делать. Его разрывало на части. Что же ему теперь оставалось? И богиня больше не стала бы помогать. Теперь она отвернулась от Джима.
Он смог подняться и даже заставил себя закончить свою работу, а потом добрался до своей лежанки и без сил упал на нее. Спок сказал, что Джим мог сам распоряжаться своей жизнью. Неужели это возможно? Неужели Джим сумел бы избежать той участи, для которой родился?
– Спок… – прошептал Джим, а потом резко поднялся и сел. Ему показалось, что он снова услышал зов, совсем как несколькими часами ранее. Как же хотелось броситься навстречу этому зовущему голосу. И как же было страшно.
Джим едва ощущал собственное тело, оно будто деревянным сделалось. Он тихо поднялся и выбрался во двор. Стояла тишина, нарушаемая лишь криком птиц и отдаленным гулом городских улиц. И Джим побежал. Он бежал, пока не достиг виллы, где жил Спок, и остановился лишь, когда увидел его. Пусть великая богиня простит его, но Джим не хотел умирать. Он хотел жить.

Прогуливаясь после ужина по саду, Спок размышлял, как поступить, и просчитывал вероятность благоприятного исхода в том или ином случае. Храм хорошо охранялся – еще днем ему удалось заметить нескольких вооруженных стражников по всему периметру, да и у служки, а также и у жрецов, наверняка имелись клинки на случай, если кто-то рискнет ворваться в священное место и попытается прервать жертвоприношение. Ведь не могли же жрецы столько лет безнаказанно обманывать народ. Но судя по раболепному отношению к богине и ее жрецам, одинокого бунтаря никто бы не поддержал. А уж на помощь посла Пайка и вовсе рассчитывать не стоило. Интересы миссии для него значили слишком много.
Стоило найти способ выманить Джима из храма, а потом уже увести, чтобы спокойно все объяснить там, где их никто не услышит. Спок старался не злоупотреблять ментальным воздействием, да и от мысли, что придется применить вулканский нервный захват, просто замутило. Джим заслуживал возможности принимать решение самостоятельно, но он также имел право знать правду. Спок не мог со всей уверенностью сказать, что смирился бы с выбором Джима, если бы тот решил умереть во славу богини.
Но Джим пришел к нему сам, ночью, шокированный, с бешено колотящимся сердцем. Споку не пришлось даже объединять их разумы, он знал, что так потрясло Джима.
– Я... Я видел, что случится со мной и с другими послушниками, – сбивчиво зашептал Джим, пока Спок пытался незаметно провести его в свои покои на вилле. – Жрец Кхан лгал нам – никаких дальних храмов не существует. Я не знаю, что делать… Что будет дальше, Спок?
– Ты останешься здесь, а потом, если не захочешь возвращаться, можешь уехать со мной.
И, хотя все внутри восставало при мысли о том, что Джим снова решит уйти в храм, Спок также помнил об данном обещании позволить ему самому решать, ведь права выбора ему никто никогда не давал.
– Я туда больше не вернусь, они убьют и меня тоже. Нужно бежать, пока меня не нашли. Ты можешь увезти меня прямо сейчас? Ты обещал.
– Мы не можем уехать прямо сейчас, – ответил Спок и продолжил, пытаясь убедить себя, что разочарование на лице Джима его совершенно не задело. – Безопаснее будет отбыть вместе с посольством после встречи с императором. Мой поспешный отъезд, даже под благовидным предлогом, вызовет подозрения. Наберись терпения, Джим. Со мной ты в безопасности, никто не станет искать тебя здесь.
– Я не хочу умирать, – тихо и как-то беспомощно признался Джим.
– Ты не умрешь, – твердо ответил Спок. – Наши шансы на благополучное разрешение этой ситуации очень высоки.
– Это не очень-то успокаивает, – Джим криво ухмыльнулся, несколько раз вздохнул, а потом решительно снял плащ и простую темную тогу.
– Джим, что ты делаешь? – строго спросил Спок. – Прикройся.
– Спок, – выдохнул Джим и как одурманенный бездумно шагнул навстречу. – Я не знаю, как все правильно делать, но слышал, что нужно раздеться, и все произойдет само по себе. Меня к тебе тянет. Ты же тоже это почувствовал тогда, когда сделал наш разум общим. Ты сказал, что я смогу сам выбирать. Я выбрал – тебя. А теперь…
– Это невозможно, – прервал Спок, снял с постели покрывало и быстро завернул в него Джима. – Ты путаешь благодарность за спасение с влечением. Ложись спать, а мне нужно помедитировать.
– Но почему ты отказываешься? Я что-то сделал не так? Меня этому не учили, но я уверен, что испытываю не просто благодарность, – Джим опустил руки, и тяжелое покрывало опало к его ногам. – Позволь мне, Спок. Позволь прикоснуться к тебе. Я выбрал тебя.
– Ты не понимаешь, о чем просишь, Джим. Я не имею права воспользоваться ситуацией в таком смысле, – Спок посмотрел ему прямо в глаза и попробовал ментально надавить. – Ложись спать, ты слишком утомлен, чтобы продолжать этот разговор.
– Не думай, что мы не вернемся к нему позже, – ответил Джим и вдруг зевнул, будто только сейчас осознал, насколько устал, после чего нехотя накрылся покрывалом, немного повозился и свернулся клубком.
Джим рождал странное, не поддающееся логическому объяснению чувство. Споку до покалывания в кончиках пальцев хотелось прикоснуться, объединить их разумы, стать единым целым ментально и физически. Похоже, отец не ошибался, когда говорил о слабости его человеческой части. В Вулкане отношения между однополыми партнерами порицались, потому как не вели к появлению потомства. Даже семья, в которой родилась "сухая ветвь", покрывалась пятном несмываемого позора. В Федерации же к однополым бракам относились так же, как и к разнополым. Спок позволил себе две с половиной минуты поразмышлять о том, чтобы навсегда остаться в Федерации и связать свою жизнь с Джимом, но затем решительно отбросил эти фантазии. Ему предстояло вернуться в Вулкан, жениться, как того хотел отец, и стать достойным вулканцем. Чувства преходящи, и лишь трезвому разуму стоило доверять. К тому же, Джим совершенно не осознавал, что делал. У него не имелось возможности найти себе партнера, с которым можно строить отношения. Спок – первый, кто встретился на его пути вне храма. Если бы Джим понял, что может жить по своему усмотрению и выбирать, с кем общаться, то его увлеченность сошла бы на нет. А у Спока существовали обязанности, которыми он не мог пренебрегать. И некоторая нелогичность в рассуждениях допускалась, ведь Спок в любом случае делал этот выбор сам.
Спок попытался медитировать, но то и дело сбивался и оборачивался, чтобы посмотреть на спящего Джима. Как будто не слышал его дыхания или спокойного биения сердца. Ему нелогично хотелось удостовериться, что с Джимом все в порядке. Поняв всю бессмысленность своих попыток, Спок поднялся, подошел к постели и прямо в халате лег рядом с Джимом, поверх покрывала. Сон пришел сразу, Спок впервые с самого детства чувствовал такой покой и даже не стал возражать, когда под утро Джим подкатился к нему под бок и влажно выдыхал в шею во сне.
На рассвете Спок подстерег в коридоре одного из прислужников и изъявил желание позавтракать в своих покоях. Не мог же он приносить Джиму куски, спрятанные в рукава. Сложностей с завтраком не возникло, казалось, весь дворец сейчас занимали совсем другие заботы. Прислушавшись к болтовне прислужников в саду, Спок узнал, что бегство Джима раскрылось, и теперь его искали по всему городу.
– Жрец Кхан, наверное, в ярости, – равнодушно и без малейшего трепета сказал Джим, когда он поделился с ним новостями. – Жрецы обладают огромной властью, большая только в руках императора. Если меня найдут, нас обоих казнят. А возможно, и тех чужестранцев, что прибыли с тобой. Ты все еще считаешь, что нам не стоит убегать?
– Да. Безопаснее выждать. Никто из послушников не стал бы искать помощи у чужаков, а попытался бы как можно скорее покинуть город. Посол Пайк сообщил, что через два дня состоится аудиенция у императора. Скоро мы сможем покинуть Рем.
– Надеюсь, это случится до того, как меня схватят, – мрачно ответил Джим и замер, когда раздался стук в дверь.
– Спрячься на балконе, – отрывисто велел Спок, и на его счастье, Джим безропотно исполнил приказ.
За дверью оказался посол Пайк, который выглядел встревоженным и усталым.
– Ты решил прятаться в своих покоях весь день? – спросил тот и решительно шагнул вперед, как человек, который твердо уверен, что ему уступят.
Спок отодвинулся в сторону и позволил войти.
– Приношу свои извинения. Я испытываю легкое недомогание и предпочел не контактировать с другими членами посольства, – сообщил он и даже не слукавил – причина его недомогания прямо сейчас, затаив дыхание, замерла на балконе.
– Я надеялся, что ты будешь сопровождать меня на встречу с императором, но, похоже, тебе и впрямь нехорошо, да, Спок? – посол прошелся по комнате, не переставая говорить, и Спок видел, куда тот шел – к небрежно брошенной на пол тоге Джима. – Итак, может, пригласишь свое "недомогание" присоединиться к нам? Я не видел такой тоги ни на ком в этом дворце, но, что удивительно, она мне отчего-то знакома. Давай, Спок, попроси послушника вернуться в комнату, пока его никто не заметил.
– Джим, – тихо позвал Спок, и Джим вошел в комнату и решительным жестом скинул капюшон.
– Так я угадал, – сам себе кивнул посол Пайк. – Ты хоть представляешь, какую шумиху наделал его побег? Мальчика ищут, Спок. Тебе стоит вернуть его в храм, пока вас не раскрыли. Боюсь даже предположить, каким может быть наказание за подобное.
– Нет, – отрезал Спок и вперил взгляд в посла Пайка. – Джима в любом случае ждет смерть – вы же помните, что сказал вчера гид. Он жертвенный агнец.
– Он сам выбрал свою судьбу, – поморщился тот и принялся горячо убеждать: – Эти люди, Спок... Они фанатики. Тебе не дано даже представить, что возможно отдать жизнь божеству, истукану, но они в это верят, живут и умирают ради этого. Как ты только убедил его сбежать?
– Я не хочу умирать, – вступил вдруг в разговор Джим. – Ни одному послушнику не говорят о том, что ему предстоит. Всю жизнь я готовился служить богине в отдаленном храме. Меня не готовили… к смерти.
Посол Пайк замолчал и внимательно посмотрел на Джима. Спок вдруг ощутил его сомнения и усталость. От прежнего оптимизма не осталось и следа.
– Пожалуйста, Кристофер, помогите мне спасти Джима, – просьба давалась нелегко – Спок понимал, что просил слишком многого.
– Что ж, – ответил посол Пайк после минутного молчания. – Когда-то я пообещал своему старому другу позаботиться о твоей матери, а потом Аманда попросила присмотреть за тебой, если ты решишься покинуть Вулкан. Не могу же я теперь ее подвести. Через два дня у нас аудиенция у императора, уверен, ты не откажешься меня сопровождать. А потом мы попробуем вывезти мальчика отсюда.

Джим даже представить не мог, что посмеет решиться на подобный шаг. Когда на следующее утро он проснулся, увидев рядом Спока, внутри все сжалось от радости. Таких странных чувств он никогда ранее не испытывал. Однако все омрачалось нависшей угрозой возможных последствий его поступка. Одно дело тайно сбегать в город ненадолго, а совсем иное – покинуть страну, наплевав на все свои обязанности. Ведь Джим смирился со своей участью, готов был остаться в храме и посвятить всю жизни служению великой богине. Но когда видение навалилось на него словно могильной плитой, показав, какая судьба ожидает каждого послушника, стало страшно. Этот страх и толкнул его покинуть храм, даже не раздумывая, чем это может грозить. А теперь он подвергал опасности и Спока, и всех его спутников. Послу Пайку, как представил незнакомого человека Спок, все это тоже не нравилось. Джим знал, о чем он думал.
– Может мне нужно вернуться? – спросил Джим, когда они остались одни. Да, лишь вчера он просил увезти его отсюда, но сейчас, когда эмоции улеглись, он понимал, какой опасности подвергал человека, проявившего доброту, и какой обузой для него стал.
– Не смей даже думать об этом, – твердо заявил Спок. – Я увезу тебя из этой ужасной страны с варварскими обычаями.
Но как он мог не думать? Мысли так и вились по кругу. Джим плохо помнил свое детство, почти все перекрывала жизнь при храме. Уверенность в неизменности и предопределенности пути успела впитаться в кровь. Джим даже не думал никогда воспротивиться воле жрецов. Он не принимал решения избрать такую участь, так почему тогда он ощущал такую вину? Словно подвел всех окружающих его людей. Стоило признать, Джим никогда не был послушным, внешне проявляя гораздо больше смирения, чем ощущал на самом деле. Но открыто никогда не протестовал. И сейчас подумал – а может, стоило? Больше всего его потрясло, что жрецы скрывали правду. Говорили о служении, а на самом деле убивали послушников, которые даже не представляли, какая участь их ожидает. Сколько их безропотно шло на алтарь с надеждой на посвящение в жреческий сан, чтобы на деле испустить последний вздох. Джим не понимал. Не мог, да и не хотел. Он все убеждал себя, что поступил верно. Как бы все повернулось, не появись Спок в его жизни? Правда открылась бы ему, лишь когда бежать стало бы слишком поздно.
Спок поглядывал часто и с беспокойством, словно боялся упустить из виду. Джим хотел его успокоить, но не знал, как. Спок отвергал его, держался на расстоянии, и это расстраивало. Если бы Джим знал, как и что нужно делать, но у него не было никакого опыта, а то, что он успел наслушаться за время своих коротких вылазок, не помогало, а лишь приводило к смятению. Джим понимал лишь одно – Спок его судьба. Он был в этом уверен. Джим видел и чувствовал, что между ними есть некая связь, которую не разорвать. Внутри все замирало лишь от одной мысли о нем. Те видения, в которых сплетались их обнаженные тела, не давали покоя. Они будоражили, пробуждали странные чувства, вызывали желание касаться Спока, ощущать его кожу под своими пальцами.
Возможно, уговаривал себя Джим, беспокоиться не стоило. Если Спок так решительно настроен помочь ему, значит… Хотя ничего это могло не значить. Он ведь чужеземец, у них наверняка существовали другие порядки и обычаи. И может, он просто хотел помочь. Но Джиму нуждался не столько в помощи, сколько в самом Споке, чтобы тот принадлежал ему целиком и полностью.
Спок сказался больным, чтобы оправдать свое постоянное присутствие в выделенных ему комнатах. Он держался на расстоянии, постоянно находя себе занятие, а Джим пытался не навязываться. Это давалось нелегко, потому что его тянуло к Споку все сильнее. Иногда казалось, что Спок стоит рядом, но когда Джим оборачивался, то видел его сидящим с книгой или задумчиво глядящим в окно. Когда Спок стоял со сцепленными за спиной руками, прямой и невозмутимый, Джиму хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы расшевелить его. Снова увидеть тот огонь, что иногда мелькал в его глазах, но тут же жестко подавлялся.
– Спок, – Джим стал рядом вплотную, касаясь его плеча своим, – я иногда ощущаю тебя, твои эмоции. Это странно.
– Если тебе неприятно… – Спок чуть повернул голову, вглядываясь в Джима.
– Нет, – тут же поспешил заверить Джим. Он догадывался, что это некая связь, но толком ничего не знал. И что бы за мысли ни мелькали, когда он был зол, он не думал ничего плохого ни о Споке, ни о той связи. Наоборот, ему это нравилось.
– Мне нравится. Просто я не понимаю, как это происходит. А ты чувствуешь меня?
– Да, чувствую, – сказал Спок и замолчал. Джим не решался сказать еще что-нибудь и просто молча стоял рядом, радуясь исходящему теплу. Он не удержался, прижался к плечу щекой и чуть потерся.
– Джим… Давай присядем, – Спок отошел чуть в сторону и указал на кресло, а сам сел напротив. – Эта связь обычно возникает, когда партнеры совпадают, подходят друг другу по всем параметрам. Сама по себе она устанавливается, лишь когда находится истинная пара, но это редкость. У нас есть специальный… жрец, если говорить известными тебе понятиями, обычно она связывает тех, кто вступает в брачный союз.
– Тогда я и ты…
– Да, верно. Однако ты должен понимать, что это не может играть первостепенную роль. – Спок замолчал, словно не хотел говорить. Воодушевление Джима после его слов тут же испарилось. – У меня есть обязательства.
– Ты меня не хочешь, – констатировал Джим.
– Это не так. Но я не могу. Ты найдешь того, кто будет рад стать твоим равноправным партнером.
– Ты не понимаешь! – Джим вскочил. – Мне не нужен кто-то, мне нужен ты.
– Джим…
– Разве не ты говорил, что каждый имеет право решать, как ему жить?
– Это правда.
– Тогда я не понимаю. Спок, – Джим опустился на колени перед ним и положил ладони ему на грудь, – не отталкивай меня.
И Джим чуть подтянулся и прижался своими губами к его. Спок не двигался, но ничего и не предпринимал, а потом чуть усилил давление, приоткрыл рот и выдохнул.
– Разве тебе это неприятно? – прошептал Джим. Спок словно очнулся и аккуратно, но твердо отодвинул Джима.
– Это ошибочное утверждение, – Спок поднялся.
– Тогда почему ты сбегаешь?
– Тебе не стоит делать то, о чем можешь потом пожалеть.
– Ты обо мне говоришь или о себе? – Джим резко поднялся и обхватил лицо Спока ладонями, не давая ему отвернуться. Смотрел прямо в глаза и надеялся, что будет услышан. – Если у тебя есть семья, тогда я пойму и не стану даже приближаться к тебе.
– Нет.
– Тогда нет причин, почему мы не можем быть вместе. Ты и я, Спок.
Джим не понимал, да и не хотел понимать. Почему Спок так странно себя вел? И в который раз он отошел в сторону.
Но Джим сдаваться не собирался. Если Спок чувствовал то же, что и он сам, тогда им просто необходимо быть вместе. Иначе и быть не могло.
Джим все еще находился в опасной близости к храму, но словно попал в иную жизнь. Раньше территория этих вилл казалась далекой и недоступной. Он даже представить не мог, что однажды попадет внутрь. Комнаты, в которых жил Спок были такими огромными и роскошно оформленными. Помещения, где жили послушники, не украшались ничем, кроме лика богини, изображенной на одной из стен. Но как бы ни восхищала окружающая роскошь, Джиму все равно хотелось сбежать отсюда подальше. Когда Спок его отталкивал, он чувствовал себя никому не нужным. Что он станет делать в той неведомой стране, если рядом не будет того, к кому стремилась вся его сущность? Джим не знал иной цели, кроме той, что ему дали жрецы, а когда рискнул, бросился, не думая и не рассуждая, к Споку, его оттолкнули. Джим понимал, что Спок иной, ему не свойственны эмоциональные порывы, поэтому тешил себя надеждой, что удастся сломить сопротивление, добиться того, чего так хотелось. Казалось, Спок расслаблялся лишь ночью, тогда Джим мог лечь поближе и, затаив дыхание, разглядывать черты лица, ставшие такими родными за столь короткий срок.
И если Джим совсем выбросил из головы, зачеркнул свою прошлую жизнь, то жрецы о нем не забыли. Два дня до назначенной у императора аудиенции проходили в напряжении. Особенно остро оно ощущалось, когда в комнату посещал посол Пайк и рассказывал, что Джима ищут с особой тщательностью, и лишь вопрос времени, когда нагрянут сюда. Он больше не говорил о том, что стоит выдать им Джима, за что тот испытывал благодарность. Из разговоров между Споком и послом, да и из рассказов самого Спока, Джим понял, что в Федерации нет рабов, а также нет культов, где практиковались бы жертвоприношения. Новый мир представлялся удивительным, хотя и немного пугающим. В Реме все было привычным, знакомым, но здесь его жизнь закончилась. Джим с нетерпением ждал, когда сможет увидеть все своими глазами.
В день аудиенция Спок надел парадные одежды и уже выходил из комнаты, когда Джим не удержался, подошел поближе и прижался всем телом, пожелал удачи. Но на этот раз она им отказала. Послышался шум, и Спок быстро толкнул Джима к стене. Дверь распахнулась, спрятав его.
– Господин, – услышал Джим взволнованный голос. – Простите, но храмовые стражники требуют осмотреть ваши покои.
– Зачем это понадобилось?
– Вы, наверное, слышали, из храма сбежал послушник. Подозревают, что он мог тайком пробраться на эту виллу и спрятаться.
– И вы полагаете, что он может прятаться у меня под кроватью? – невозмутимо спросил Спок.
– Простите, но правила…
– Это неприемлемо.
– Отчего же? – раздался еще один голос, и Джим замер. Сам жрец Кхан его разыскивал. – Если вам нечего скрывать, то ничего страшного нет в том, чтобы стражники осмотрели ваши покои.
– Мне бы этого не хотелось.
– Простите, господин Спок, но если вы не пропустите нас добровольно, то нам придется применить силу.
Джим вздрогнул, представив, что Споку могут причинить вред. Он не хотел этого допустить.
– Не нужно, жрец Кхан, – он вышел из-за двери, опустив голову.
– Он никуда не пойдет, – тут же заявил Спок, задвинув Джима за спину.
– Вы не имеете на него прав, – отрезал жрец. – Джим, нам пора.
Еще недавно Джим представлял себе иную жизнь, мечтал. Но богиня не хотела его отпускать.
– Джим, – обратился к нему Спок, – ты не обязан.
Джим не смог и слова сказать, лишь покачал головой. Если бы он остался, их всех могли казнить. Такой участи он Споку не желал. Только не это. Поэтому Джим обнял его и тут же отстранился. Стражники схватили его и повели к выходу.

Через полчаса после того, как Джима увели стражники, посольство в полном составе предстало перед императором. Судя по мертвенной бледности посла Пайка, от него не скрыли последних новостей. И сейчас тот явно решал, как поступить, чтобы вытащить их всех из этой ситуации хотя бы живыми.
Спок отвел взгляд и переключился на императора. Тот сидел на высоком троне и нависал над присутствующими своей грузной фигурой. Мрачное лицо с выдающимся носом испещряли золотые узоры, по-видимому, свидетельствующие о радостном событии или же выдающие высокое происхождение, Спок пока не разобрался. По правую руку от него стоял жрец Кхан, излучая самодовольство, и следил за Споком ледяными глазами.
– Вы пришли в мой дом желанными гостями, вас приняли, как не принимали больше никого. И чем же вы, слуги Федерации, отплатили мне? Воровством, - каждое слово императора тяжелым весом прибивало к земле. – Один из вас посмел посягнуть на то, что принадлежит даже не мне – императору – воплощению бога на земле. Вы посмели посягнуть на собственность великой богини Офар.
– Все не совсем так, – вступил посол Пайк, когда император сделал паузу и обвел их всех пристальным взглядом. – Ваш послушник сам пришел к моему человеку, по своей воле сбежал из храма. В этом нет нашей вины.
– Даже если так, обязанность гостя – соблюдать правила хозяйского дома. Неизвестно, примет ли теперь богиня такого слугу, – император повернулся к жрецу Кхану в поисках поддержки, и тот нехотя кивнул, чуть изогнув губы в змеиной ухмылке.
– Не примет, – ответил за Кхана Спок, вдруг с кристальной ясностью осознав, как стоит поступить. – Я его испортил.
По огромному залу пронеслись потрясенные возгласы, отражаясь от стен, сталкиваясь и сливаясь в затухающее эхо.
– Я приношу свои извинения, государь, – Спок с трудом выговорил обращение, но сейчас не стоило проявлять принципиальность. – Я родом из Вулкана, и у нас другие порядки. Я признал в Джиме своего партнера и заявил на него права, теперь он принадлежит мне, а я ему. Богиня не сможет принять в свои слуги того, кто уже связан с вулканцем.
– Неслыханно! – прорычал жрец Кхан, но быстро взял себя в руки. – Я уверен, государь, что мы сможем… умилостивить богиню. И если послушник остался все так же чист душой и помыслами…
– Джим познал плотскую любовь, мог ли он остаться непорочен? – Спок не лгал, они касались друг друга так, как вряд ли позволялось послушникам. Да и тех образов, которые пришли Джиму в видении, хватило бы, чтобы окончательно его растлить. – Я еще раз прошу простить меня и Джима, государь, но мы не могли сопротивляться инстинктам. Они сильнее воли любого вулканца. Прошу вас отпустить моего партнера со мной, в противном случае я уверен, что вы лишь прогневаете богиню таким подношением.
Кхан что-то зашипел на ухо императору, тот недолго внимал, не отводя взгляда от Спока, а потом вскинул руку, прерывая.
– Довольно! До полнолуния лишь богиня охраняет моего сына и не дает духам украсть его. Если прогневить богиню, станет ли она покровительствовать мне? Не придет ли Рем в запустение, не проникнут ли в него разрушительные ростки порока, который несет в себе мир за нашими границами? Я не желаю, чтобы эти люди и дальше находились в моей стране и продолжали развращать и сеять хаос. Этот послушник пал жертвой и станет нам примером. Я хочу, чтобы посольство Федерации сегодня же покинуло Рем. Падшее дитя последует за ними, тому, кто избрал его своим партнером, позволено его забрать. Ни о каком соглашении не может идти речи. Рем не потеряет свою самобытность и останется верен своим обычаям.
– Но государь, – одновременно попытались воззвать к нему жрец Кхан и посол Пайк.
Император вновь вскинул руку, и из углов зала к нему шагнуло четверо стражников.
– Я приказываю выслать из Рема посольство Федерации вместе с тем послушником. Пусть приготовят повозки.
Спок даже не думал, что это может быть настолько просто. Ровно через два часа они покидали столицу, сидя в простых повозках. Джим вплотную придвинулся к нему и ехал с ошеломленным видом, похоже, все еще не в силах поверить в то, что их действительно отпустили. А посол Пайк с неодобрением косился на них, но не говорил ни слова. Последняя обличительная речь даже у него не оставила иллюзий. Рем закостенел в своей верности традициям и ничего не собирался менять.
Стражники оставили их еще за стенами столицы, и теперь предстоял долгий путь до границ с Федерацией, где они смогли бы, наконец, вздохнуть спокойно. Смутное беспокойство тревожило Спока, но Джим поймал его ладонь и, улыбаясь легко и открыто, переплел их пальцы, окончательно сбивая с мысли. Спок понимал, что стоило разорвать прикосновение и объяснить Джиму всю неуместность такого поведения, да еще и на людях, но просто не мог.
Постепенно сгущались сумерки, становилось прохладно, и все начали обсуждать возможность ночлега. Светильниками их не обеспечили, а ехать по незнакомой местности в темноте не представлялось возможным. Повозки остановились у тихого леска, и люди стали спешиваться, но топот копыт заставил всех насторожиться.
– Тихо. Всем спрятаться за повозками, – приказал посол Пайк, и все мгновенно рассредоточились за повозками, оставив лес за спиной, как прикрытие.
Преследователями оказались пятеро всадников, вооруженных мечами, поблескивающими в неверном лунном свете. Они явно рассчитывали быстро расправиться с посольством, но видимость их подвела. Зато не подвела Джима, запустившего в одного из всадников камнем. Раздался глухой звук удара, и тело тяжело упало на землю.
– Что вы смотрите, идиоты? – рявкнул один из всадников оставшимся. – Убейте всех, кроме послушника. Он нужен Кхану живым.
Мысль о том, что сделает жрец, если получит Джима, придала сил и ярости. Спок подобрал камень и швырнул в того, кто приказывал. Стражник попытался увернуться, но не успел. Камень задел висок, лишь сильнее разозлив. Спок бросился вперед, подхватив еще пару камней, пригнулся перед вставшей на дыбы лошадью, упал и перекатился, и снова бросил камень, в этот раз попав по руке. Воин выругался, но меча не выпустил. Спок понимал, что боя как такового быть не может, кое-каким оружием их обеспечили в Федерации, но его отобрали при въезде в город и, естественно, не вернули, учитывая, как пришлось покинуть Рем. Предполагалось, что воины просто-напросто вырежут их и заберут беглеца.
Споку не хотелось этого делать, но выбора не оставалось, и, выбрав момент, он с силой опустил камень на голову лошади. Та упала, придавив всадника. Стражник взвыл и выпустил оружие. Спок тут же подхватил меч и бросился на остальных воинов, не смеющих приблизиться к спрятавшимся за повозкой людям, беспрерывно бросающих камни. Победить таким образом они не смогли бы, но задержали, что и требовалось. Спок бросился на одного стражника, с размаха рубанул по ноге – не смертельно, но крайне болезненно. Еще один выбыл. Оставалось двое. Они спешились и наступали с двух сторон. Видимо, Кхан имел над ними сильную власть, если даже, видя, что случилось уже с тремя их товарищами, об отступлении они даже не помышляли.
– Дайте нам уйти, – Спок предпринял попытку договориться. Ответом послужил выпад одного из воинов. Вот когда пригодились уроки боя, которые он брал вопреки воле отца. Как вулканец, Спок был выносливее любого человека, даже тренированного воина, и гораздо сильнее. Он не нападал, лишь защищался, выматывая противника. Он ждал ошибки и когда заметил, то резким скользящим ударом вывел из боя еще одного, ранив в плечо. Последний воин уже не так уверенно нападал, опасливо кружил.
– Тебе нужно помочь своим товарищам, – проговорил Спок. – Если им не помочь, то они умрут от потери крови.
Воин чуть отвлекся, и Спок выбил из его рук меч.
– Дай нам уйти. Это все, что нам нужно, – Спок отвел оружие в сторону, показывая, что не имеет намерения убивать. Тот нехотя кивнул и опустился рядом с раненым.
– Вперед. Будем гнать до рассвета, если понадобится, – сказал посол Пайк. – Заберите лошадей и по возможности разгрузите повозки.
Люди кое-как распределили лошадей и повозки и двинулись дальше по едва заметной дороге. Спок ехал верхом и прижимал к себе Джима, чувствуя, как быстро бьется его сердце.
– Все хорошо, – прошептал он. – Тебя никто не тронет. Я не позволю.
Дальнейший путь проходил тяжело, но останавливаться на отдых ни у кого желания не возникало. От границы до столицы они добирались три дня с ночлегом, неспешным ходом и с частыми остановками. Теперь же их подгоняла необходимость покинуть пределы страны как можно скорее. К середине следующего дня они добрались наконец до ожидавшего их поезда. И только тогда Спок вздохнул с облегчением. Опасность осталась позади, больше не стоило волноваться, что их мог нагнать новый отряд. Теперь Джима никто бы не отобрал. Спок замер на этой мысли. Как бы он ни сопротивлялся, как бы ни говорил себе, что логично и целесообразно поступить, как того требовал отец, внутри все противилось тому, чтобы расстаться с Джимом. Сам же объект его размышлений с восторгом ребенка смотрел на поезд, засыпал вопросами и так искренне улыбался, что приходилось прилагать усилия и не поддаваться горевшему внутри желанию сделать Джима своим немедленно.
Присутствие постороннего Спок почувствовал еще до того, как отпер дверь. Он неосознанно закрыл Джима своим телом и осторожно шагнул в дом. В гостиной он обнаружил отца, стоящего посреди комнаты с едва заметной гримасой брезгливости на вечно бесстрастном лице.
– Спок, – отец продемонстрировал безупречное вулканское приветствие, которое Спок лишь отзеркалил и замер в ожидании. – Объясни, почему ты не отвечаешь на мои письма. Я отправил тебе два послания, ты знал, что дело безотлагательно, и, тем не менее, вынудил меня приехать.
– Я не получал твоих писем, отец. Мне пришлось сопровождать посла Пайка в поездке в Рем в составе посольства Федерации, – без эмоций ответил Спок и почувствовал, как напрягся за его спиной Джим, на которого отец пока не обращал внимания.
– Федерация все не оставляет надежд присоединить эту отсталую страну? – лишь поджатые губы сигнализировали о том, что отец не остался равнодушен к новости. – Но у тебя есть более важное дело. Полгода, данные тебе на размышления, практически истекли. Родители твоей нареченной проявили нетерпение. Ты должен вернуться в Вулкан и жениться на Т’Принг, иначе они разорвут соглашение и подберут ей другого партнера.
Спок не удивился, услышав ультиматум. Он знал, что Т’Принг и ее семья предпочли бы для нее другого партнера, разумеется, чистокровного вулканца. Спок ожидал подобного разговора и раньше и знал, что ему придется принимать решение. Он его принял, когда привел Джима к себе домой.
– Т’Принг вольна найти себе партнера, удовлетворяющего ее запросам, - сообщил Спок и увидел, как мгновенно закаменел отец. – Я не вернусь в Вулкан и не женюсь на ней. Я уже нашел своего партнера в Реме и намерен просить Т’Пау связать нас брачными узами.
Он отошел на шаг в сторону и позволил отцу внимательно рассмотреть Джима. И с удовольствием наблюдал, как ему изменила выдержка.
– Ты понимаешь, что делаешь? Ты выбрал себе в партнеры мужчину-инорасника? – с отвращением припечатал тот. – Ни Т’Пау, ни кто другой из Старейшин никогда не станут связывать вас узами брака. Опомнись, пока не поздно.
Спок обернулся к Джиму и увидел, как сильно тот напрягся в ожидании его ответа. Как будто он мог подвести своего избранного партнера. Спок протянул Джиму руку и позволил переплести их пальцы, целуя его по-вулкански прямо на глазах отца.
– Думаю, я смогу самостоятельно установить узы, когда придет время, – твердо сказал Спок. – Полгода назад ты предупредил, что изгонишь меня из рода и страны, если я сделаю неправильный выбор. – Ты волен сделать это сейчас. Я выбрал Джима.
– Ты до последнего был сыном своего отца, Спок, – ответил тот и слегка наклонил голову. – Я принимаю твой выбор и следую своему обещанию. Отныне тебе нет места ни в доме твоего рода, ни в Вулкане. Ты пожалеешь о своем выборе, но это был твой выбор.
Отец не добавил больше ни одного слова, не пожелал жить долго и процветать, но Спок его не винил. Он смотрел на Джима и думал о том, что отец ошибался.
– Я говорил тебе, Джим. Всегда есть возможность выбирать свою жизнь, – сказал он и получил в ответ неуверенную улыбку, которая становилась все шире.
– Ты выбрал меня, – сказал Джим таким голосом, будто сам не верил. – Ты правда выбрал меня.
Джим потянул завязки на своем плаще и легко перешагнул, когда тот опал вниз.
– Я хочу… Помнишь мое видение? – спросил Джим, и Споку не пришлось уточнять. Он шагнул ближе и соединил одновременно их ладони и губы. Джим судорожно вздохнул и нетерпеливо подался вперед. Да, в нем точно отсутствовало смирение и послушание, но Спок отбросил эту мысль и повел Джима в спальню, не в силах ни на секунду разъединить руки.
Джим недолго пролежал в постели, почти сразу привстал и потянулся к нему, чтобы помочь избавиться от одежды. Что-то, сродни узнаванию, вспышкой мелькнуло в голове Спока, когда он увидел Джима на своих простынях. Мелькнуло и исчезло, оставив вместо себя жгучее возбуждение. Спок жаждал овладеть Джимом, сделать его своим полностью. Он избавил их обоих от остатков одежды и лег на Джима сверху, лаская его губами и языком, с незнакомой ему жадностью вылизал удивленно приоткрытый рот, глотая стоны и уже не понимая, кому они принадлежали. Джим расслабился под ним, тяжело дышал и с готовностью подставлял шею, выгибался и терся о его бедро твердым членом. И обвил руками, не пуская, когда Спок попытался встать.
– Джим, не торопись. Мне нужно кое-что взять, – попытался воззвать к разуму Спок, но Джим мотнул головой и вновь потянул его на себя. – Дай мне всего минуту, я никуда не уйду.
Ему удалось привстать и дотянуться до полки, когда Джим с явной неохотой расцепил руки. Щедро облив пальцы маслом, он подтолкнул ноги Джима к груди и погладил анус скользкими подушечками. Джим часто задышал ртом, когда один палец с трудом вошел в его тело.
– Не бойся, я не сделаю больно, – пообещал Спок.
– Я не… не боюсь, – шепотом ответил Джим и тут же зажмурился. – Еще, пожалуйста.
Джим действительно не боялся, смог расслабиться и не зажимался, когда Спок добавлял второй палец, а затем третий. Спока самого потряхивало от нетерпения, но он повторял себе, что нужно быть терпеливым, до тех пор, пока Джим не начал хныкать и подаваться на пальцы. Тогда он в последний раз обвел анус по кругу, еще раз смазывая маслом, приставил головку и надавил. Джим удивленно замер с маняще приоткрытым ртом. Спок коснулся его губ своими, но Джим быстро разорвал поцелуй – ему явно не хотелось, чтобы его отвлекали от новых для него ощущений. Спок не торопился, позволял привыкнуть, медленно и неглубоко толкаясь, пока Джим не обвил его ногами, начиная неловко двигаться навстречу и сбивая с ритма. Скользкой от масла рукой Спок нащупал его член и принялся ласкать также бессистемно, а другую положил на контактные точки, объединяя сознания. Джиму, кажется, большего и не требовалось – тот дернулся под ним несколько раз и выплеснулся в его ладонь, коротко простонав. Ослепительно-белая горячая волна захлестнула Спока с головой, и он последовал за Джимом.
Кажется, Спок поддался моменту и эмоциям, когда объявил отцу о своем решении. Но он чувствовал, что это самое верное решение, которое он принимал в жизни.
Конец.
@темы: Стар Трек, соавторское, фики, "Хочешь переспать с вулканцем, хищным, как лемур?" (с), "А под "игрой в шахматы", - серьезно начал Спок, - я, конечно, имею в виду грубое и извращенное анальное сношение" (с), "Почему это я мамочка? Я капитан!" (с)
Grypp86, спасибо!
Боюсь, в данной ситуации это вряд ли закончилось бы для них чем-то хорошим - слишком зашоренная страна, чтобы кто-то прислушался к чужеземцам, да и обывателям, я думаю, и дела нет до жертвенных агнцев, лишь бы умилостивить богиню.